Виктория [Baal] Лавгуд
Слепцы
Первая
***0***
Умерла она как-то совсем уж по-идиотски.
Нет, Сокка постоянно говорил, что умрёт она именно так. Не в горячке сражений, не при исполнении миссии, не при защите дорогого. А как настоящая неудачница.
Она, блин, задохнулась во сне! От собственного же, мать её, храпа!
О-о, как бы смеялся этот чёртов Сокка с его чёртовым хвостиком. Если бы узнал.
Но он умер раньше, так что позора никто не видел. В последние годы жизни Тоф была совсем одна.
Кстати, о зрении.
Вокруг было непривычно. Светло. Когда она поднесла руки к глазам, то с удивлением уставилась на свои ладони. Молодые такие ладошки, девичьи. Можно даже сказать, хорошенькие.
Вот только видеть их было до жути непривычно. Да и вообще — видеть.
Мир вокруг полыхал разными цветами, названия которых она не знала. Как-то Сокка пытался ей объяснить эти самые цвета. У него даже получилось, хотя сама она никогда бы не смогла бы…
Красный — это страсть, которая была у них несколько раз. Это тепло от костра, который грел холодные бока во время скитаний, это вспышки удовольствия и злоба внутри.
Голубой — это холод, свежий морозный воздух и объятия воды. Это мягкость его дыхания ночью и ощущение капелек росы на щеках.
Синий — это глубокая скорбь. Это жёсткость его тела в момент последнего прощания. Пустота и обречённость: он так и не подарил ей детей.
Сейчас же было… странно. Наверное, решила она, это называется ярко — когда нестерпимо режет по мёртвым прежде глазам. И ничего вокруг, только эта яркая разноцветная пустота.
— А у тебя, оказывается, зелёные глаза.
— А тебе отвратительно не идёт бородка.
Аанг смущённо трёт лысину и смеётся, тоже смущённо. Он выше Тоф, шире в плечах и сильнее, но всё равно больше напоминает того мелкого мальчишку, которого она ощутила впервые.
Она рада его видеть. У неё за всю жизнь было мало друзей, а близких и того меньше. Аанг же был почти членом семьи.
— Катара тоже мне это всё время говорила.
— Катара, несмотря на все её заскоки, нормальная такая баба. Рада тебя видеть.
Аанг умер слишком быстро, на взгляд Тоф. Да и вообще, вся их компания как-то не слишком тянулась к жизни. Только Катара и Тоф будто позабыли о том, что им пора на покой. Бейфонг пережила и дочерей, и их детей, и детей их детей…
А потом умерла, мать её, подавившись храпом! Ур-роды!
— Как называется основной цвет вокруг?
— Белый.
— А твоя одежда?
— Это оранжевый. Это красный.
Красный оказался менее красным, чем представляла себе Тоф. Так себе, на самом деле, цвет — её страсть была глубже и сильнее.
— Так чего мы тут делаем? — спросила она. — Мне, наверное, на покой пора, в мир духов. Ну и всё такое.
Аанг заметно помрачнел. Тоф уставилась яркими зелёными глазами на сведённые к переносице брови, водянистые глаза, поджатые губы.
На плечо аватара, соткавшись из белого вокруг, запрыгнул Момо.
— Тут такое дело… — протянул Аанг. — В будущем никакого мира духов не останется. И я бы хотел… точнее, я бы не хотел, чтобы вас, моих друзей, это коснулось. Это плохо сказывается на духовной оболочке и, — он оборвал сам себя, — не важно. Вам будет плохо от этого.
— И кто в этом будет виноват?
— Да я сам, точнее, следующее воплощение. Корра, слышала о ней?
Память у Тоф, несмотря на смерть, была отвратительной. Что-то, связанное с этим именем, колыхнулось в глубинах, но так и осталось погребено в свалке мыслей и воспоминаний. Она учила Корру? Или только слышала о ней?
Странно.
— Что у меня с памятью?
— Я тебя не сразу нашёл. Часть воспоминаний затёрлась. Обычно пропадают не самые важные фрагменты.
С этим Тоф бы поспорила. Она не помнила имена собственных детей! Сун… Суна? Лин? Как же их, духи побери, звали?
Быстрая проверка памяти показала, что исчезли не только воспоминания о детях. Зато болезненно-чёткими стали знания о магии земли и металла.
Она так и не подчинила платину…
— Мда… ладно уж, аватар. Расскажешь, как у тебя дела?
— Это не важно, — сказал Аанг. — Времени не так много. Короче, я хочу тебя перекинуть в другой мир. Там есть свои понятия нашей магии, довольно ущербные, но работающие.
— Мне надо что-то сделать за этот переход?
— Нет, нет, совсем ничего. Я, грубо говоря, посылкой отправляю тебя из одной страны-мира в другую, более безопасную. Будешь перерождаться там, пока я исправляю свои ошибки, — Аанг грустно улыбнулся. — Я всех наших так уже переправил.
— И Сокку?
Про короткие отношения брата Катары и Тоф Аанг знал, хотя любовники и прятались по углам.
— Да, только… я не могу отправить тебя в тот же мир, что и его. Ограничения.
— Он хоть счастлив?
Аанг фыркнул.
— Ага, как же. Ему не угодишь! Дал ему магию — и получаю теперь только порцию ворчания. Палкой ему, видите ли, надо махать, стихии не отзываются и вообще!
— Раз ворчит, значит, счастлив, — улыбнулась Тоф.
От невозможности быть рядом с Соккой, с одной стороны, ныло в груди — она его всё-таки любила. А с другой, становилось свободно и легко. Сколько они не виделись? Она пережила его больше чем на столетие!
Пусть уж нежная молодая любовь ей и останется.
— Ну, вижу, ты согласна, — Аанг потёр руки, Момо цвиркнул. — Есть какие-то пожелания?
— Есть парочка. Оставь мне мою память, магию и моё тело.
— Без проблем. Ещё что-то?
— Зрение.
— У тебя будут самые зоркие глаза, это я тебе обе…
— Нет, мальчик-зайчик, — хмыкнула Тоф. — Убери его.
***4***
Новая жизнь была удивительно похожа на старую. Вокруг надменно гудели однообразные голоса, кто-то постоянно что-то витиевато говорил, шелестели дорогие ткани. В саду около её дома пахло просто умопомрачительно, тихонько чирикали певчие птицы в клетках.
Тоф прямо как домой вернулась, ей-богу. Разве что любящих родителей не было.
Да и вообще их не было. В новом мире родилась Узуко Узумаки, забрав взамен жизнь Чиё Узумаки. Нового отца Тоф не знала, но чёрные волосы, — про них кто только
